Возвращение астровитянки [= Полёт за сингулярность ] - Ник. Горькавый

Профессор Шон неторопливо подошёл к рядам кресел и внимательно посмотрел на принцессу, которая была ещё юна, но ростом уже не уступала невысокому профессору. О боги, как летит время, вот уже и дочь Дитбита Младшего выросла…

— На Земле лучших астрономов-математиков готовят в Москве и Кембридже. Но я должен предупредить: математика требует упорства в учёбе, отрешения от суеты, долговременного проживания в абстрактном мире математических концепций… Это очень контрастирует со светской жизнью, принцесса. Не обижайтесь, вы наверняка сможете проявить свои таланты в других науках и занятиях или даже в управлении целой династией. Но я не советовал бы вам заниматься математикой или теоретической физикой.

Лицо принцессы вспыхнула от негодования:

— Вы считаете, что принцесса не сможет стать математиком?!

— Так считаю не я, а статистика, которая считает лучше меня. Инка, что ты думаешь по этому поводу?

Громкий голос ответил:

— Я знаю лишь одну принцессу, которая стала учёным, — доктора Дзинтару Шихин-у. Её диссертация «О принципах устойчивости гормонального баланса» наделала много шума в сообществе биологов. Среди математиков принцесс нет.

— Я стану тем, кем захочу, и никакая статистика мне не указ! У меня ай-кью сто сорок!

Горящий взор Карины мог испепелить, но профессор попался на редкость жаростойкий.

— Интеллект — это необходимое, но не достаточное условие для профессии математика. Я возглавляю Институт математических проблем, и среди моих сотрудников нет ни одного вельможи. Дети очень богатых родителей не обладают достаточным упорством для достижения трудной интеллектуальной цели. Это лемма, доказанная жизнью.

Зал сидел притихший и только синхронно поворачивал головы, отслеживая летающие острые реплики.

— Я докажу, что ваша лемма неверна, профессор!

Глаза принцессы Карины метали настоящие молнии, но профессор Шон был невозмутим:

— Буду терпеливо ждать вашего доказательства. Но среди законов природы и математики королевская власть никакой власти не имеет.

— Вы бесцеремонны, профессор!

— Я всего лишь честен. Это наивысшая честь, которую я могу оказать вам, принцесса.

Профессор коротко поклонился и вышел из молчащего зала.

По тротуарам и газонам шлёпал холодный дождь. А профессор, идя на лекцию, даже не подумал взять зонтик.

После тридцати лет жизни на Луне легко забыть, что на Земле часто идут дожди.

Перед парижским посольством династии Гринвич уже третий месяц держали свой пикет старики-демонстранты.

Они устроились основательно: натянули тент от дождя, установили для защиты от ветра пластиковую стенку. Рядом со складными стульями стояли закреплённые плакаты:

«Оставьте нас на Земле!»

«Мы не хотим лететь в космос!»

«Не дайте умереть старикам — подарите нам хоть по десять лет жизни!»

«Земля — наша родина».

«Богачи, у вас есть сердце?»

На старых шезлонгах и на газоне разместились несколько стариков. Они курят немодные дешёвые сигары или трубки. Пьют молодое вино из горлышек длинных бутылок или из пластиковых стаканчиков.

Смеются, тыча пальцами друг в друга и по сторонам.

Иногда кричат хором оскорбления в сторону посольства.

Демонстрантов мало, но многие миллионы других стариков им сочувствуют.

Старики подобрались не квёлые, живые. Они знают, что им осталось немного, но хотят жить и живут. Даже здесь, под тонкой пластиковой крышей и на ветру — они живут. Вспоминают истории своей длинной жизни, рассказывают небогатые новости дня, подшучивают друг над другом и над собственными болячками. Делятся едой и табаком.

Старики одновременно жалки и полны достоинства.

Они не надеются на успех своей демонстрации, но им важно, что они здесь собрались и сумели поднять свой голос за справедливость, как они её понимают.

Пусть юристы и политики обсуждают легальные аспекты бессмертия и налоги на долгожителей. Пусть молодёжь мечтает о расселении человечества по спутникам и другим планетам, про робоосвоение космоса и его терраформирование. Эти споры были старикам не по уму и не по сердцу.

Они рассуждали между собой просто: если учёные открыли рецепт долголетия, то жизнь должны продлить всем! Ну и пусть на планете много людей. В тесноте, да не в обиде. Лучше мёрзнуть живым под мостом, чем лежать мёртвым на самом шикарном кладбище с мраморными статуями.

Месяц назад из посольства вышел человек с большим ящиком в руках. Установил его перед стариками и исчез. Оказалось — кофейный аппарат. Старики не стали чваниться и с удовольствием наливали в стаканчики горячий кофе.

Оказалось, что аппарат ещё и умеет разговаривать. Он даже обещал записать все жалобы стариков и переслать их слова самой королеве Гринвич.

Старикам это понравилось — и они часами говорили с кофейным аппаратом по имени Инка, даже стараясь ругаться поменьше. Тот терпеливо всё запоминал, что-то расспрашивал, что-то уточнял.

— Что они собираются с нами делать?! — спрашивали старики у чёрного ящика.

— Я этого пока не знаю. Но вы — тяжёлая проблема, над которой ломает головы целая команда специалистов.

— Вот и пусть ломают! — воинственно говорили пикетчики. — Мы не отступим!

Начался дождь, но старики не расходятся.

Позже большая часть из них уйдёт по своим тёмным одиноким домам, оставив на посту только друзей-клошаров, которым всё равно, где ночевать.

Но это позже.

А пока — в бутылках ещё есть согревающее вино, и по улицам ходят под яркими зонтиками мужчины и женщины, разговаривая и смеясь, скрипя подошвами и стуча каблучками.

Пока старики живы, и они хотят, чтобы их голос был услышан.

Богачи, у вас есть сердце?

Не дайте нам умереть.

Москва сияла вечерними огнями, расслабленно грустила и смеялась за сотнями столиков кафе, деловито шагала густонаселёнными улицами.

Из метро «Пятницкая» люди выныривали сплошной колонной-коллективом, а затем расходились веером по своим индивидуальным маршрутам.

Полноватая молодая женщина Тоня с сердитым лицом стояла недалеко от выхода из мраморного подпола и смотрела, как люди облегчённо выбираются из-под земли и берут курс — каждый на свой юг.

Эти люди — вернее, мужчины — сердили женщину Тоню, потому что они шли туда, куда она с ними идти не может.

Они шли к семьям, жёнам и детям.

А она жила одна, и конца-краю этому не было видно.